ISSN 2226-6976 (Print)
ISSN 2414-9640 (Online)

Theoretical generalizations in modern Russian epidemiology

Briko N.I.

1 I.M. Sechenov First Moscow State Medial University (Sechenov University), Ministry of Health of Russia, Moscow, Russia; 2 Central Research Institute of Epidemiology, Russian Federal Service for Supervision of Consumer Rights Protection and Human Well-Being, Moscow, Russia
The paper analyzes theoretical generalizations in epidemiology in the period after great bacteriological discoveries. It characterizes the most important theoretical generalizations in the twentieth century and shows the role of Russian scientists in their formulation. The concepts and theoretical generalizations in modern-day epidemiology are presented. Problems are revealed and areas are proposed for further investigations in the theory and practice of epidemiology.

Keywords

epidemiology of communicable and noncommunicable diseases
theories and concepts
discussions
evolution of the epidemic process
genomic and postgenomic technologies

Эпидемиология – одна из древнейших наук. Изначально в медицине параллельно с изучением болезней человека (клинический подход) формировалось изучение заболеваемости населения (эпидемиологический подход). Среди великих дискуссий, происходивших на протяжении истории развития эпидемиологии, следует особо отметить следующие 4: между сторонниками миазматической и контагиозной концепций о причинах и сути эпидемий; «спор пера и пробирки»; о монокаузальности и причинности в медицине; о путях развития отечественной эпидемиологии в современный период [1].

Первая величайшая дискуссия – сторонников миазматической и контагиозной концепций о причинах и сути эпидемий – продолжалась более 20 веков – с IV века до н. э. до начала XIX века. Обе эти древние концепции внесли важный вклад в современное понимание причин, формирующих патологию людей.

Великие бактериологические открытия конца XIX – начала XX века (Пастера, Коха, Мечникова и др.) произвели революцию в медицине. Патология была разделена на инфекционную и неинфекционную. Стало ясно, что причиной многих эпидемий являются патогенные микроорганизмы. Дискуссия в этот период получила название: «Спор пера и пробирки». Превалировали бактериологические исследования, по выражению В.Д. Белякова, «микробиология нанесла нокаут классическим эпидемиологическим исследованиям» [2, 3].

Этот период ознаменован формированием микробиологии, иммунологии и клиники инфекционных болезней, а также новой эпидемиологии как науки об эпидемическом процессе. Эпидемиология определена как составная часть инфектологии. По выражению О.В. Барояна, «…эпидемиология прочно заняла свое место в слаженной системе оркестра инфектологии» [4].

С одной стороны, это привело к углублению знаний о механизме возникновения инфекционных болезней, а с другой – к трансформации не только предмета эпидемиологии – от заболеваемости (популяционный уровень) к очаговому (изучался эпидемический процесс в узком смысле слова, по выражению Л.В. Громашевского), – но и метода эпидемиологии [5, 6]. Акцент делался на работу в эпидемических очагах по выявлению источников и механизмов заражения инфекционными болезнями.

Следует отметить, что именно в этот период в России были достигнуты знаменательные успехи в теоретических обобщениях в области эпидемиологии инфекционных болезней, которые, выдержав проверку временем, и сегодня являются теоретической базой системы борьбы с инфекционными болезнями.

Ряд авторов с полным правом говорят о том, что эпидемиология инфекционных болезней – русская наука. Конечно, наука не имеет национальности, но совершенно определенно можно говорить о весьма существенном национальном российском вкладе в мировую эпидемиологию. Действительно, это так. Как утверждал основоположник отечественной эпидемиологии, автор первого руководства «Основы эпидемиологии» Д.К. Заболотный: «У нас есть что написать на знамени борьбы с эпидемиями» [7].

Важнейшие теоретические обобщения в ХХ веке:

  • теория механизма передачи Л.В. Громашевского [5, 6];
  • теория природной очаговости Д.К. Заболотного [7], Е.Н. Павловского [8];
  • учение о сапронозах В.И. Терских [9];
  • теория (концепция) саморегуляции паразитарных систем В.Д. Белякова [10];
  • теория соответствия и этиологической избирательности основных путей передачи шигеллезов В.И. Покровского, Ю.П. Солодовникова [11];
  • социально-экологическая концепция Б.Л. Чер­касского [12].

Все обозначенные теории со временем, по мере накопления новых научных данных, уточнялись и дополнялись. Л.В. Громашевским [5, 6] эпидемический процесс был определен как непрерывная цепь заражения людей или теплокровных животных и объявлен единственно возможным способом существования в природе возбудителей инфекций, а возможность каких-либо перерывов была признана «антинаучным допущением». Вместе с тем сегодня накоплено достаточно много фактических данных, свидетельствующих о том, что любая эпизоотическая цепь конечна, как в равной степени и эпидемическая; они неизбежно ограничены во времени и пространстве.

Накапливались данные о том, что иногда при наличии необходимых предпосылок классической эпидемиологии (одновременное присутствие возбудителя, восприимчивых хозяев и условий передачи) заболеваемость людей (животных) отсутствует годами, даже десятилетиями, и вдруг «внезапно» без видимых причин сменяется периодом активной циркуляции возбудителя.

Этот парадокс В.Д. Беляков с соавт. [10] предложили искать в клонально-селекционных процессах, вызывающих адаптивную перестройку популяции возбудителя. Согласно этим процессам, межэпидемическому периоду соответствует резервационная стадия существования возбудителя, которая обеспечивает длительное сохранение его в популяции без активного проявления эпидемического процесса.

Получило развитие и другое утверждение Л.В. Гро­­ма­шевского, принятое в отечественной эпи­де­миологии, о локализации возбудителя и ведущем механизме его передачи как идеальной основе для классификации инфекций. По мнению В.П. Сергиева с соавт. [13, 14], в это «прокрустово ложе» не укладывались не только некоторые инфекционные, но и большинство паразитарных болезней и микозов.

Теория природной очаговости создавалась нес­коль­кими поколениями ученых и была сформулирована Е.Н. Павловским [8]. Она касалась прежде всего зоонозных трансмиссивных болезней. В дальнейшем в это понятие стали включать и нетрансмиссивные зоонозы, имеющие резервуары возбудителя в дикой природе, в том числе в водных экосистемах.

Г.П. Сомовым и соавт. [15] и В.Ю. Литвиным и соавт. [16] получены данные, свидетельствующие о том, что положения теории природной очаговости можно распространить и на некоторые сапронозы, если резервуаром возбудителей служат абиотические объекты внешней среды, т. е. авторы внесли ряд уточнений в концепцию сапронозов.

С открытием некультивируемых форм бактерий стало понятно: то, что считалось «отмиранием» патогенных микроорганизмов во внешней среде, оказалось в ряде случаев адаптивной изменчивостью. Эти механизмы способны обеспечить сохранение возбудителей в неблагоприятные межэпидемические или межэпизоотические периоды. Группа исследователей во главе с акад. А.Л. Гинцбургом установила, что при смене условий некультивируемые покоящиеся формы реверсируют в вегетативные, способные вызывать заболевания [17].

На рубеже XX и XXI веков была сформирована концепция микробных биопленок как форм симбионтного существования микроорганизмов [18]. Биопленки практически вездесущи – от вод и почв до слизистых оболочек человека и животных. Их сегодня рассматривают как «социальные» сообщества микроорганизмов, которые обеспечивают обмен генетической и сигнальной информацией и общий для разных видов и компонентов консорциума метаболизм [19, 20].

Как оказалось, до 80% инфекционной патологии человека ассоциировано с формированием микробных биопленок. Очаги биопленок появляются при всех рецидивирующих инфекционно-воспалительных заболеваниях. С проблемой микробных биопленок связана значительная частота внутрибольничных инфекций, плохо поддающихся лечению современными антибиотиками, частота агрессивного пародонтита в молодом возрасте (14–38%), кариеса (90%) и хронического пародонтита (до 96%) [20, 21].

Современный период развития эпидемиологии – популяционный уровень. Характерно дальнейшее развитие эпидемиологии инфекционных болезней. Перед ней стоит много нерешенных задач, перечень которых не только не уменьшается, но и увеличивается. Даже вне эпидемий инфекционные болезни сохраняют свою исключительную социальную и экономическую значимость.

За последние десятилетия произошли существенные изменения эпидемиологических и клинических проявлений инфекционных болезней. Этому способствовал целый ряд факторов социально-экономического, экологического, демографического порядка [22, 23].

Опасность инфекционных болезней связана не только с «реставрацией» хорошо известных, но уже порядком забытых заболеваний, но и с появлением новых, прежде не известных человечеству инфекций. Ежегодно их перечень пополняется на 1–2 новые болезни. Спектр возможных возбудителей болезней человека (в том числе и хронических инфекций) со временем будет расширяться [24].

Не углубляясь в особенности современной эпидемической ситуации, хочется отметить, что эпидемиология инфекционных болезней не остановилась в своем научном развитии, а напротив, наряду с сохранением достижений отечественной эпидемиологической школы, интенсивно обогащается в теоретическом и научно-практическом аспектах.

Для современного периода развития эпидемиологии характерно углубление теоретических представлений о механизме и проявлениях эпидемического процесса:

  • сформулировано понятие о глобализации и эволюции эпидемического процесса [24];
  • создана концепция универсальности глобальных изменений эпидемического процесса антропонозов с различной степенью управляемости [25];
  • разработано положение об унификации системы эпидемиологического надзора и профилактики при сходных в эпидемиологическом плане инфекциях [26];
  • создано учение о предэпидемической диагностике [12];
  • сформулирована современная концепция управления эпидемическим процессом [12, 27];
  • разработаны концептуальные основы риск-менедж­мента в эпидемиологии, активно внедряемые при создании стратегии обеспечения эпидемиологической безопасности в медицинских учреждениях, и управления вакцинопрофилактикой [28, 29];
  • накоплен материал, свидетельствующий о распространенном характере сочетанной соматической и инфекционной патологии, ведутся работы по изучению коморбидности в эпидемиологии [30, 31]. Рост сочетанной инфекционной патологии можно рассматривать как одну из основных тенденций эволюции инфекционной патологии;
  • становится очевидной необходимость разработки адаптированных параметров эпидемиологического надзора и мер профилактики сочетанных инфекций;
  • разрабатывается положение об интеграционных и конкурентных формах развития эпидемического процесса [32].

Можно считать завершенной дискуссию о содержании термина «эпидемиологический надзор». Большинство авторов считают синонимами надзор и мониторинг и определяют надзор как подсистему информационного обслуживания системы управления эпидемическим процессом. Задачей эпидемиологического надзора является обеспечение необходимой информацией (минимизация неопределенности) для принятия управленческого решения в системе управления эпидемическим процессом.

Хотелось бы особо отметить, что многие из высказанных положений разработаны и сформулированы сотрудниками ФБУН «Центральный НИИ эпидемиологии» Роспотребнадзора.

В последние годы проводились интенсивные исследования по разработке методов математического моделирования эпидемического процесса, созданию электронных баз и атласов ряда инфекций, внедрению геоинформационных систем. К настоящему времени создано большое количество атласов здоровья, позволяющих на национальном, региональном или местном уровнях изучать особенности как инфекционной, так и неинфекционной заболеваемости населения. Сегодня медицинская картография широко применяется в эпидемиологических исследованиях и способствует проверке гипотез по определению факторов, связанных с распространением заболеваний; выявлению групп населения, подверженных риску заболевания, а также для прогнозирования развития ситуации [14].

Дальнейшее совершенствование системы управления эпидемическим процессом предполагает, прежде всего, разработку и внедрение новых технологий эпидемиологического надзора и контроля. Прежде всего, это касается широкого использования молекулярно-биологических и генетических исследований, без которых сегодня невозможно осуществлять эпидемиологическую диагностику и прогнозирование развития эпидемического процесса.

К сожалению, на сегодняшний день для значительной части инфекционных заболеваний далеко не всегда удается идентифицировать возбудитель. Наконец, один и тот же клинический синдром или симптомокомплекс (энцефалит, менингит, пневмония, сепсис, лихорадка и т. п.) могут вызывать десятки бактериальных и вирусных патогенов, в том числе еще неизвестных. Выявлять их «по отдельности» технологически не выгодно или невозможно. В результате в современных условиях этиологическая причина указанных выше состояний оказывается невыясненной в 50–98% случаев. В этой связи остро стоит вопрос использования высокопроизводительных молекулярных технологий с целью выявления и анализа патогенных микроорганизмов.

Мы находимся сегодня на пороге вхождения в метагеномную эру изучения мира патогенных бактерий и вирусов [33]. На наших глазах происходит смена вековой парадигмы диагностики и надзора за инфекционными болезнями: вместо поиска отдельных возбудителей возникает возможность открыть в любом образце биологического материала весь многовидовой спектр генетического материала (метагеном) с последующей его идентификацией по видам, субтипам, генетическим линиям. Все это достигается без культивирования бактерий и вирусов, благодаря приемам амплификации и полного секвенирования всего метагенома.

Крайне важно отметить, что создается возможность быстрой идентификации возбудителя и получения максимально полной характеристики биологических свойств исследуемого микроорганизма или сообщества микроорганизмов (факторы вирулентности и патогенности, детерминанты резистентности к антимикробным препаратам, мобильные генетические элементы).

Генетические технологии составляют основу предиктивной и персонализированной медицины. За сравнительно короткий период они достигли действительно фантастического уровня: от выявления точечных мутаций до расшифровки генома и старта полномасштабных геномных и постгеномных исследований. Сегодня в стадии реализации задача генетического анализа для определения риска развития социально-значимых болезней и определения фенотипических проявлений ранних стадий заболеваний [34]. Наконец, наряду с адекватным мониторингом использования лекарств и предот­вращения их побочного действия с учетом индивидуальных, генетических особенностей пациента проводится работа по популяционному генетическому анализу, прогнозу и разработке профилактических мероприятий для групп повышенного риска. С 2016 г. в РФ начата и успешно развивается программа «Российский геном», в рамках которой предполагается провести секвенирование 2500 человек из разных регионов и разных этнических групп населения России [35].

Внедрение секвенирования нового поколения, создание обобщенных генетических и клинических баз данных – путь к точной персонализированной медицине обозримого будущего, в которой решающую роль в профилактике частых заболеваний, их диагностике и лечении будет иметь информация об особенностях индивидуального генома человека, его генетического паспорта [34, 35].

По мнению известных отечественных ученых, решение проблемы эффективности защиты населения от массовых вирусных инфекций на современном уровне невозможно без учета межэтнического полиморфизма HLA, определяющего чувствительность к инфекциям и реакцию на массовую вакцинацию. Современные достижения генетики человека делают возможным последовательный вывод системы профилактической медицины на уровень генетической персонализации1.

Согласно существующим представлениям, на долю наследственных факторов, то есть самих генов, приходится только 20–30%, тогда как на 70–80% здоровье человека и, соответственно, возникновение различных многофакторных заболеваний обусловлено эпигенетическими факторами: образом жизни, неблагоприятными внешними воздействиями и пр. [36]. Поэтому, помимо генетических исследований, в генной инженерии набирает силу и эпигенетика – исследование закономерностей экспрессии (включения/выключения) генов в клетке без изменения самой генетической информации. Как оказалось, помимо редактирования генома возможен и обратный процесс, корректировка генов человека белками-ферментами. Проявления моногенно детерминированных заболеваний, в отличие от полигенно обусловленных, в меньшей мере зависят от факторов внешней среды. Поэтому идентификация причинных генов имеет чрезвычайно важное значение в реализации задач по разработке методов коррекции и лечения этих заболеваний. В этом направлении уже есть определенные успехи, в частности, в лечении наследственно обусловленных и онкологических заболеваний.

В то же время эпидемиологический метод, сформировавшийся в недрах эпидемиологии инфекционных болезней, оказался чрезвычайно эффективным при изучении закономерностей распространения среди населения различных патологических состояний. Не случайно эпидемиологию называют «диагностической дисциплиной общественного здравоохранения» [37]. В этой связи эпидемиологические исследования служат инструментом, помогающим принимать управленческие решения в сфере общественного здравоохранения, основанные на научных данных, вскрытых причинно-следственных связях и здравом смысле.

В соответствии с новым паспортом научной специальности 14.02.022, эпидемиология –это фундаментальная медицинская наука, относящаяся к области профилактической медицины и изучающая причины возникновения и особенности распространения болезней (как инфекционной так и неинфекционной природы) в обществе с целью применения полученных знаний для решения проблем здравоохранения (профилактики заболеваемости).

На наш взгляд, структура современной эпидемиологии включает общую эпидемиологию (эпидемиологический подход к изучению болезней человека, эпидемиологическая диагностика и эпидемиологические исследования, управление и организация профилактической и противоэпидемической деятельности); эпидемиологию инфекционных болезней (общую и частную); военную и госпитальную эпидемиологию и эпидемиологию неинфекционных болезней. При этом в эпидемиологию инфекционных болезней входят такие разделы, как «вакцинология», «дезинфектология», «паразитология», которые являются, по большому счету, отдельными дисциплинами [38].

Широкое применение эпидемиологических исследований в клиниках в конце 90-х годов привело к формированию нового раздела эпидемиологии – клинической эпидемиологии, которая, в свою очередь, является основой доказательной или научно-обоснованной медицины [39]. Нередко клиническую эпидемиологию отождествляют с госпитальной эпидемиологией, на самом деле это далеко не так. Объекты их исследования существенно различаются. Можно сказать, что клиническая эпидемиология – это раздел эпидемиологии, включающий методологию получения в эпидемиологических исследованиях научно-обоснованной доказательной информации о закономерностях клинических проявлений болезни, методах диагностики, лечения и профилактики для принятия оптимального клинического решения в отношении конкретного пациента [40]. Задачей клинической эпидемиологии является разработка научных основ врачебной практики – клинических рекомендаций, свода правил для принятия клинических решений. В нашей стране клиническая эпидемиология пока еще не получила должного развития. К сожалению, многие клинические рекомендации до сих пор построены на чисто эмпирическом опыте и не имеют достаточной доказательной базы. В полной мере это относится и к профилактической медицине.

Развитие клинической эпидемиологии является необходимой предпосылкой для прогресса в медицинской науке и совершенствования практической деятельности. Многие ведущие медицинские университеты ввели клиническую эпидемиологию в обязательный курс в качестве одной из фундаментальных дисциплин. За последние годы сотрудниками кафедры эпидемиологии и доказательной медицины ФГАОУ ВО «Первый МГМУ им. И.М. Сеченова» Минздрава России разработаны и изданы примерная типовая программа и соответствующие учебные пособия по преподаванию клинической эпидемиологии и доказательной медицины, выдержавшие уже 2 издания [41].

К сожалению, приходится констатировать, что эпидемиология неинфекционных болезней находится сегодня на более низкой ступени развития, чем эпидемиология инфекционных болезней. Теоретическая основа эпидемиологии неинфекционных болезней не получила существенного развития за последние годы и по-прежнему остается достаточно слабой. Попытки перенести учение об эпидемическом процессе и другие теоретические концепции эпидемиологии инфекционных болезней на неинфекционную патологию были неудачными. Поэтому сегодня на основе накопленных многочисленных фактических данных по эпидемиологическим проявлениям неинфекционных болезней необходимо осуществить теоретические обобщения по закономерностям процесса формирования и распространения этой патологии [42].

Еще один важный раздел общей части эпидемиологии неинфекционных болезней – разработка и создание информационно-аналитических систем и систем управления. Назрела необходимость перехода от медицинской статистики к системам типа эпидемиологического надзора (клинико-эпидемиологического мониторинга) за отдельными неинфекционными заболеваниями да и всей соматической патологией, от отдельных профилактических мероприятий и программ – к системе управления заболеваемостью населения.

Подводя итог сказанному, следует подчеркнуть, что на пути решения этих проблем еще предстоит решить целый ряд вопросов, что позволит на основе богатейшего теоретического наследия отечественной эпидемиологии прийти к международному пониманию места и значимости эпидемиологии в структуре медицинских наук. Это связано с процессами интеграции России в мировое сообщество, формированием общего информационного и образовательного пространства.

References

  1. Dalmatov V.V., Briko N.I., Stasenko V.L. [The history of epidemiology as a reflection of the most important discussions in medicine]. Èpidemiologiâ i infekcionnye bolezni. Аktual’nye voprosy 2011; (2): 66–70. (In Russ.).
  2. Belyakov V.D., Yafaev R.Kh. [Epidemiology. Textbook]. Moscow: Meditsina, 1989. 416 p. (In Russ.).
  3. Belyakov V.D. [Selected lectures on the general epidemiology of infectious and non-infectious diseases]. Moscow: Meditsina, 1995. 176 p. (In Russ.).
  4. Baroyan O. V. [Epidemiology: yesterday, today, tomorrow]. Moscow: Meditsina, 1985. 56 p. (In Russ.).
  5. Gromashevsky L.V. [General epidemiology]. Moscow, 1942; 1965. (In Russ.).
  6. Gromashevsky L.V. [Selected works]. In 3 vol. Vol. 2. Kiev: Zdorov’ya, 1987. 359 p. (In Russ.).
  7. Zabolotniy D.K. [The fundamentals of epidemiology]. M.–L., 1927. (In Russ.).
  8. Pavlovsky E.N. [The natural focality of vector-borne diseases in connection with the landscape epidemiology of zooanthroponoses]. M.–L.: Nauka, 1964. 211p. (In Russ.).
  9. Terskikh V.I. [Sapronoses (on the diseases of humans and animals caused by microbes that can reproduce outside the organism in the external environment, which is their habitat)]. Zhurnal microbiologii, epidemiologii i immunobiologii 1958; (8): 118–22.
  10. Belyakov V.D., Golubev D.B., Kaminsky G.D., Tets V.V. [Self-regulation of parasitic systems]. Moscow: Meditsina, 1987. 240 p. (In Russ.).
  11. Briko N.I., Zueva L.P., Pokrovsky V.I., Sergiev V.P., Shkarin V.V. [Epidemiology. Textbook]. In 2 vol. Moscow: Meditsinskoye informatsionnoye agentstvo, 2013. 656 с. (In Russ.).
  12. Cherkassky B.L. [Guidelines for general epidemiology]. Moscow: Medicine, 2001; 450. (In Russ.).
  13. Sergiev V.P., Lytvyn V.Yu., Didenko L.V., Malyshev N.A., Drinov I.D. [The history of the emergence of epidemiology]. Epidemiologiya i vaktsinoprofilaktika 2002; (3–4): 11–5. (In Russ.).
  14. Morozova L.F., Sergiev V.P., Filatov N.N. [Geoinformation technologies in the prevention of infectious and parasitic diseases]. Moscow: Nauka, 2017; 191. (In Russ.).
  15. Somov G.P., Lytvyn V.Yu. [Saprophyticism and parasitism of pathogenic bacteria. Ecological aspects]. Novosibirsk: Nauka, 1988. 1988. 206 p. (In Russ.).
  16. Litvin V.Yu., Korenberg E.I. [Natural focality of diseases: the development of the concept by the end of the century]. Parasitologiya1999; 33(3): 179–91. (In Russ.).
  17. Litvin V.Yu., Gintsburg A.L., Pushkareva V.I., Romanova Yu.M., Boev B.V. [Epidemiological aspects of the ecology of bacteria]. Moscow: Farmarus-Print, 1997. 256. (In Russ.).
  18. Christensen G.D., Simpson W.A., Younger J.J. et al. Adherence of coagulase-negative staphylococci to plastic tissue culture plates: a quantitative model for the adherence of staphylococci to medical devices. J. Clin. Microbiol. 1985; 22(6): 996–1006.
  19. Wong G.C.L., O’Toole G.A. All together now: Integrating biofilm research across disciplines. MRS Bulletin 2011; 36: 339–42.
  20. Nikolaev Yu.A., Plakunov V.K. [Biofilm – a «city of microbes» or an analog of a multicellular organism?]. Microbiologiya 2007; 76(2): 149–63. (In Russ.).
  21. Smirnova T.A. Didenko L.V., Azizbekyan R.R., Romanova Yu.M. [Structural and functional characteristics of bacterial biofilms], Microbiologiya, 2010; 79(4): 435–46. (In Russ.).
  22. Pokrovsky V.I., Onischenko G.P., Cherkassky V.L. [Evolution of infectious diseases in Russia in the twentieth century]. M.: Medicine, 2003. 664 p. (In Russ.).
  23. Maleev V.V. [Problems of infectious pathology at the present stage]. Epidemiologiya i infektsionnyye bolezni 2006; (4): 11–5. (In Russ.).
  24. Brico N.I., Pokrovsky V.I. [Globalization and the epidemic process]. Epidemiologiya i infektsionnyye bolezni 2010; (4): 4–102. . (In Russ.).
  25. Mindlina A.Ya., Briko N.I., Polibin R.V. [The universality of changes in manifestations of the epidemic process of anthroponous infections in recent decades]. Zhurnal microbiologii, epidemiologii i immunobiologii 2015; (5): 12–20.20. (In Russ.).
  26. Lytkina I.N., Mikheeva I.V. [Unification of the control system for the epidemic process of measles, mumps and rubella]. Epidemiologiya i vaktsinoprofilaktika 2011; 1(56): 8–14. (In Russ.).
  27. Simonova E.G. [The concept of epidemic process management – from theory to practice]. Meditsinskiy almanakh 2012; 3(22): 43–6. (In Russ.).
  28. Cherkassky B.L. [Risk in epidemiology]. Moscow: Prakticheskaya meditsina, 2007; 480. (In Russ.).
  29. Shugaeva S.N., Savilov E.D. [Risk in epidemiology: terminology, basic definitions and systematization of concepts]. Epidemiologiya i vaktsinoprofilaktika 2017; 6: 73–8. (In Russ.).
  30. Savilov E.D., Kolesnikov S.N., Brico N.I. [Comorbidity in epidemiology is a new trend in public health research]. Zhurnal microbiologii, epidemiologii i immunobiologii 2016; (4): 66–75. (In Russ.).
  31. Shkarin V.V., Blagonravova A.S. [Epidemiological features of combined infections]. N. Novgorod: Nizhny Novgorod State Medical Academy Publ., 2017. 400 p. (In Russ.).
  32. Yakovlev AA, Savilov E.D. [Problematic issues of general epidemiology]. Novosibirsk: Nauka, 2015; 251. (In Russ.).
  33. Zhebrun A.B. [Molecular, genomic, metagenomic epidemiology: perspectives]. Infektsii i iimmunitet 2013; (3): 105–6. (In Russ.).
  34. Korobko I.V. [Personalized medicine – a paradigm shift in health care]. Vestnik Roszdravnadzora 2018; (2): 22–30. (In Russ.).
  35. Baranov V.S., Baranova E.V. [Genetic passport: yesterday, today and tomorrow]. Vestnik Roszdravnadzora 2018; (2): 22–30. (In Russ.).
  36. Puzyrev V.P. [Genetics of multifactorial diseases – between the past and the future]. Meditsinskaya genetika 2003; 2(12): 498–508. (In Russ.).
  37. Gordon J. Epidemiology: The diagnostic discipline of public health. The Roy. Sanitary Inst. J. 1954; 74 (7): 123–7.
  38. Briko N.I., Pokrovsky V.I. [Structure and content of modern epidemiology]. Zhurnal microbiologii, epidemiologii i immunobiologii 2010; (3): 90–5. (In Russ.).
  39. Fletcher R., Fletcher V., Wagner H. [Clinical Epidemiology]. 3rd ed. Moscow: Media Sfera, 2004. 352 p. (In Russ.).
  40. Briko N.I., Polibin R.V., Mindlina A.Ya. [Theoretical and methodological aspects of clinical epidemiology]. Epidemiologiya i vaktsinoprofilaktika 2012; (5): 8–11. (In Russ.).
  41. Pokrovsky V.I., Briko N.I., eds. [General epidemiology with the basics of evidence-based medicine. A guide to practical exercises. Textbook for high schools]. Moscow: GEOTAR-Media 2012. 496 p. (In Russ.).
  42. Shkarin V.V., Kovalishen O.V. [On the concept of the development of domestic epidemiology: 5 years later]. Èpidemiologiâ i infekcionnye bolezni. Аktual’nye voprosy 2013; (1): 9–14. (In Russ.).

For citations: Briko N.I. Theoretical generalizations in modern Russian epidemiology. Èpidemiologiâ i infekcionnye bolezni. Аktual’nye voprosy 2018; (3):4–10

About the Authors

For correspondence:
Prof. Nikolai I. Briko, MD, Аcademician of the Russian Academy of Sciences; Honored Scientist of the Russian Federation; Head, Department of Epidemiology and Evidence-Based Medicine, I.M. Sechenov First Moscow State Medical University, Ministry of Health of Russia (Sechenov University); Leading Researcher, Central Research Institute of Epidemiology, Russian Federal Service for Supervision of Consumer Rights Protection and Human Well-Being
Address: 2, Bolshaya Pirogovskaya St., Build 1, Моscow 119435, Russia
Теlеphоne: +7(499) 248-04-13
E-mail: nbrico@mail.ru
Scopus Author ID: 7004344976
ОRCID: http://orcid.org/0000-0002-6446-2744 
By continuing to use our site, you consent to the processing of cookies that ensure the proper functioning of the site.